Как писал Дональд Познер, "Картина из Галереи Боргезе, которую сейчас в основном называют "Il fruttaiolo", на первый взгляд, не кажется проблематичной.
Но достаточно секундного размышления, чтобы прийти к выводу, что персонаж картины совсем не является помощником продавца фруктов.
Струдом можно предположить, что его уложенные волосы и жаркий, возбуждающий взгляд являются "рекламой" для зелени. Как не является ею и как бы случайно соскользнувшая рубашка, открывающая гладкую кожу точеного плеча.
Юноша явно предлагает самого себя, а корзина с фруктами - несомненный символ "сексуальной ненасытности", символизирует извысканные наслаждения, ожидающие того, кто примет это приглашение".
"Il fruttaiolo" - картина недвусмысленного гомосексуального содержания, впрочем, выраженного так спонтанно, что кажется почти невинной".

Забавно то, что когда картина была обнаружена в XX веке, ее сначала назвали "La Fruttaiola" (то есть "Продавщица фруктов") - признак того, что эротический характер персонажа был понят, но понят неправильно (о гомосексуальности в то время никто не говорил, она была "неназываема"). То же самое произошло и с "Лютнистом" из Эрмитажа, которого долгое время считали "Лютнисткой"; до тех пор, пока не прочитали на нотах имя "Gallus" и не обнаружили соответствующего ему музыканта времен Караваджо.

Еще одно забавное толкование этой картины было дано католическим художественным критиком Маурицио Кальвези, который утверждает:

"Тот, кто верит в гомосексуальность Караваджо, видит в этих эфебах знак; но мы уже сказали о "божественном" значение андрогинности, которую уже можно обнаружить и до Караваджо, в некоторых фигурах Леонардо (и других), несомненно священных <...>
Вряд ли можно ошибиться, решив, что юноша Боргезе - это воплощение Жениха, то есть - аллегория юного Христа, подателя плодов Милости, исполненных любви".

© Светлана Блейзизен